*********************************************************************************************** На расстоянии воспоминаний https://ficbook.net/readfic/307243 *********************************************************************************************** Направленность: Слэш Автор: Nitka (https://ficbook.net/authors/5634) Беты (редакторы): funhouse Фэндом: Ориджиналы Пэйринг и персонажи: Даниил/Александр Рейтинг: R Размер: 7 страниц Кол-во частей: 1 Статус: завершён Метки: Романтика, Ангст Описание: Когда ты ждёшь Его, время тянется мучительно медленно: сначала считаешь часы, потом дни, недели, месяцы, так боясь переходить на отметку «года». А произнести: «Ты вернулся», хочется настолько, что болезненно сжимается всё нутро. Так трудно жить на расстоянии воспоминаний… Посвящение: Дорогому Pfeiffer'у. Наверно именно из-за работы «T'aimer...», так прочно засевшей в душе, я полюбила тематику армии. Большое спасибо за это. Конечно, тут армия упоминается только косвенно, но всё же... Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика ========== Часть 1 ========== Возвращайся домой После дальних дорог, После долгих тревог, На последнем дыханье. Возвращайся домой После трудного дня, Через годы разлук, На последнем дыханье Домой. Smash – «Возвращайся домой». Ты встаёшь по привычке – рано утром. Ещё даже не рассвело, но это давно не напрягает. По той же привычке идёшь в ванную, придирчиво осматривая своё отражение в зеркале. И как? Как, спрашивается, Он мог влюбиться в такое? Да что там влюбиться, просто обратить внимание, не пройти мимо. Рыжий. Он взял с тебя обещание, что ты не будешь краситься или стричься без Его разрешения. Ещё бы, возразишь Ему, когда Он так мягко и нежно вплетает пальцы в кудрявые вихри и осторожно массирует кожу головы. Мелкий. Ты никогда не был высокого роста, что служило поводом для добрых и не очень насмешек со стороны окружающих. Он тоже беззастенчиво этим пользовался, прижимая к себе, как мягкую игрушку. А ты только ворчал, что у некоторых личностей либо инстинкт собственника, либо комплекс Лолиты. Нескладный. Почти подросток, у которого ни бицепсов, ни пресса. Худой, можно сказать, тощий – кожа да кости. Выпирают даже рёбра и позвонки на спине. Дистрофик. Но Он говорил, что тебе это идёт, и Ему повезло с таким сокровищем. Бред, ты в это совсем не веришь… Ну, разве что чуть-чуть, ведь так хочется. Синие глаза. Нет, совершенно не такие, какие описывают во всяких романах типа: «Бескрайне-синие» или «Глубокие, как бушующий океан». Они простые, тёмно-синие, самые что ни на есть обычные, не такие, как Его – озорного, нежно-оливкового цвета. Скучный. Да, именно так – скучный и неинтересный. Ботаник. «Заучка», как любят говорить твои однокурсники. Ты не ходишь на их вечеринки в популярные клубы, не кадришь девчонок за каждым углом, не интересуешься новой музыкой и частной жизнью кинозвёзд. Тебе такое не интересно. Зачем всё это, если можно посидеть в тёплом, согревающем не хуже любого пледа, молчании. Для любви не нужны слова. Поджимаешь губы, недовольно оглядывая собственное худощавое лицо. Вряд ли кого-то красят тёмные круги под глазами, но заснуть никак не получается. А часы до и после полуночи лучше потратить на учёбу, чем на бессмысленные метания и в который раз перечитывание Его писем. Письма… Наверно, они единственное, за что ты держишься, как за спасательный круг, не дающий утонуть в холодном человеческом море. Ты не педант, но они аккуратной, чуть отёртой от постоянных касаний стопкой лежат на верхней полке в шкафу. Там же, где Его остальные вещи: майки, джинсы, нижнее бельё. Всё пропахшее Им настолько сильно, что даже до сих пор сохраняет практически неуловимый знакомый запах. Он не может писать слишком часто, но честно признался тебе, что старается уделять этому как можно больше времени. Такой спокойный, улыбчивый, добрый, в отличие от тебя – нервного, ворчливого, словно старик, социопата. Он совсем взрослый и понимающий, в то время как ты остаёшься прежним закомплексованным мальчишкой. И Он действительно изменился – это чувствуется из писем. Как же хочется туда – к Нему, но твой выбор давно сделан, ты бы не выдержал того напряжения, темпа, с которым Он справляется играючи. Оставшиеся до подъёма часы тоже можно потратить с пользой… У вас одна кровать – с тех пор, как Ему досталась эта квартира от покойной тётки. Твои родители давно умерли, а брат, взявший опекунство, совсем не против. Его же родители… они такие же, как Он – добрые и понимающие. Вы с Ним работали почти два месяца, чтоб накопить на эту кровать, но август пролетел с удовольствием и тихими, едва слышными через открытую форточку стонами, на которые почти не обращали внимания соседи. Сейчас эта кровать принадлежит только тебе. Принадлежит для того, чтоб воскрешать жаркие ночные видения, чувственные прикосновения, проникновения, ласки. Они заглушают жажду – ту необходимость видеть Его, заглянуть в Его честные открытые глаза и понять, что ты до сих пор нужен. И эта жажда усиливается с каждым днём, будто зависимость от какого-то наркотика. Словно ниточка судьбы, ранее бывшая толстым прочным канатом, с каждым мгновением становится всё тоньше. Ты тонкими исхудавшими пальцами цепляешься за неё, умоляя не рваться, но с ужасом понимаешь: ещё немного – и она оборвётся, оставляя после себя глубокую рану. Сомнения калёным железом жгут исстрадавшуюся расстоянием душу. Сколько же часов ты спал в прошлую ночь? Когда получал последнее редкое письмо? Откидываешься на постель, запрокидывая голову. Нужно только закрыть глаза… Что же ты вспомнишь сегодня? Тот момент, когда ты свалился с велосипеда, ободрав коленку, а Он столько времени под твои тихие, шипящие ругательства ласкал её, одним своим видом доводя до блаженных судорог? Или последнюю ночь, заставляющую дрожать от смеси страсти и нежности. Вы с Ним никогда не думали о смене ролей. Вернее, Он предлагал, но ты сварливо отказывался, фыркая от Его «глупости», хотя на самом деле боялся причинить Ему боль. Нет, пожалуй, это вспоминать не стоит, сегодня сгодится только Его образ. Склонившееся, волнующее, смотрящее с непреодолимым желанием лицо. Родное. Любимое. Кажется, только ты позовёшь – и Он откликнется, привычно усмехнётся, потреплет по непослушным огненным кудрям. Но это только фантазии, больное воображение, не имеющее ничего общего с реальностью. Разве может человек, находящийся за сотни километров, услышать зовущий его по имени голос? Даже если в тоне то и дело слышатся отчаянные нотки. - Даня… Не стоном, не вскриком, а полушепотом, когда твоя холодная рука касается вставшей от одного упоминания плоти. Почти всхлип, почти мольба о помощи. - Где же ты?.. – срывается с губ. И ты тут же ругаешь себя за слабохарактерность. Сам же, уперев руки в бока, храбро заявлял, что два года – это пустяк. Мелочь, по сравнению с тем, сколько лет они потом проведут вместе. А чувствует ли Он то же самое? Рука сжимается чуть крепче, поглаживая головку чувствительного органа. Когда-то это было дико, сейчас – привычно. Главное, не открывать глаза. Бесстыдно разведя ноги в стороны, представляешь Его. Ты не любишь спать в пижаме, только в трусах, которые почти не мешают. Движения шероховатой ткани о кожу заводят ещё больше. Выталкиваешь воспоминания отрывками, огрызками, сказочными элементами. Это нереально и правдиво одновременно. Вот Он, сам проводит пальцам вверх-вниз, заставляя просить, умолять, хныкать, только бы это не заканчивалось. Совершенно безумно, лихорадочно шептать: «Даня, Даня, пожалуйста…», сам не зная, чего именно просишь. Для тебя близость, как слабость, а слабым ты можешь быть только с Ним. И ещё один фрагмент. Полностью заглатывает плоть, двигаясь то резко и ритмично, то тягуче-сладко, смотря, как выгибается твоё тело. И потом, после быстрых толчков до самой глотки, проглатывал всё до капли, тут же возвращая вкус собственной спермы через поцелуй. Он брал без остатка. Неутомимо ласкал, ожидая, пока снова наступит эрекция, покрывая кожу поцелуями, оставляя то лёгкие следы, то собственнические отметины. И когда ты уже ничего не соображал, врывался в распалённое тело, с хриплым выдохом овладевая душой. Да, только Он в такие моменты мог достать до твоей заржавевшей души. Рука двигается быстрее, а другая еле слышно скользит по груди. Твоё тело прогибается, дрожа, а руку и живот орошает вязкая жидкость. Кадр стоп. Пора открывать глаза. Отдышавшись, всё-таки плетёшься в душ, меняя нижнее бельё. Возвратившись, падаешь на кровать, забываясь беспокойным сном. «Мне так плохо без тебя…» Не хочешь упускать тонкую нить, хотя пальцы стёрты до крови, а она вот-вот разорвётся. - Возвращайся… * * * Просыпаешься, чувствуя, что что-то не так. Приподнявшись, смотришь на часы. Сколько же сейчас времени? Когда до сонного сознания доходит «сколько», тебя, словно пружиной, подбрасывает на постели. Господи, кажется, на первую пару ты безбожно опоздал. Быстро одеваешься, невольно задумываясь, что сейчас действительно похож на солдата. На Него. Когда последний носок натянут, а кроссовок обут, можно выходить. Поймать автобус и, показав студенческий, доехать до нужного места. Там незаметно зайти в аудиторию, послать лектору полную раскаяния улыбку и отсидеть все пары. Уехать домой. Всё действительно «как обычно». Скучная рутина, в ожидании чуда замедлившая свой ход. Без Его присутствия мир кажется таким серым. Когда ты ждёшь Его, время тянется мучительно медленно: сначала считаешь часы, потом дни, недели, месяцы, так боясь переходить на отметку «года». А произнести «Ты вернулся» хочется настолько, что болезненно сжимается всё нутро. Ты живёшь иллюзиями, воспоминаниями, надеждой, что Он живой, целый и невредимый тоже где-то там думает о тебе. И Его глаза так же загораются тоской. Если бы... Уезжая к себе на автобусе, ты заткнул уши наушниками, на полную врубив плеер. Он должен был вернуться. Обещал – скоро, не называя даты. Но «скоро» – это когда? Через три года, вместо положенных двух? Рассеянно смотришь в окно, про себя отмечая остановки. Ещё одна – твоя после неё. А что потом? Наверно, нужно приготовить поесть. В меню, как обычно, яичница. Нет, ты умеешь готовить, но делаешь это для кого-то. Есть в одиночестве подобно пытке. Когда же это стало таким важным? Может, ещё тогда, когда в твой десятый класс перевели новых учеников? Окна твоей квартиры зашторены. Вспоминаешь, что вроде бы их открывал… А может и нет, кто его знает. Поднимаешься по ступенькам, устало перекинув сумку через плечо. Для наглядности осталось только вывалить язык и громко задышать – так неохота подниматься на четвёртый этаж. Но ты всё же осиливаешь эту задачу, ключом открывая дверь. Захлопываешь её за собой и разуваешься. Из кухни слышится живой, дурманящий обоняние запах свежего супа. Наверно, Виталя и Миля приходили – брат с его женой любят побаловать тебя вкусностями. На кухне никого нет, даже записки, мол: «Не дождались, извини. Это тебе», только кастрюля на плите, что немного настораживает. Со вздохом проходишь обратно в коридор и, как в замедленной съёмке, поворачиваешь голову. Не может быть, невозможно, нереально. Сознание совершенно отрицает подобное. Это Он. Развалившись на вашей кровати, спит в домашнем халате – не своём, между прочим, а твоём, как будто так и надо. Но главное – живой. Напрягает разве что повязка на левом глазу – наверно, какая-то рана, но это ничего. Кадр стоп. Моргаешь, заодно украдкой, даже для самого себя, стряхивая с глаз непрошеную влагу. Такая зануда, как ты, не способна на слёзы. Да и не слёзы это, так, что-то в глаз попало… Кадр стоп, да? А Он всё равно не исчезает. Ключи, наверно, взял у Витали, может, даже вместе с супом – и Его бы не волновало, что тащить кастрюлю надо через весь город. Ты-то в этом не сомневаешься. На дрожащих, ватных ногах подходишь ближе. Но тихо, так, чтоб не услышал, чтоб не потревожить чужой сон. Его руки стали грубее – определённо от постоянного ношения оружия и грязной, тяжелой работы. По этим рукам можно сказать многое, но сейчас не хочется говорить – лучше прикоснуться, пропустив через тело заряд внутренней дрожи. Сплести пальцы, почувствовать, что они не иллюзия, не мираж умирающего от жажды в пустыне, не бред безумца, которого давно пора упечь в комнату с белыми стенами. Ты почти задыхаешься от нахлынувшей нежности. А вот Его лицо совершенно спокойно. Ни единой ненужной морщинки или беспокойной складки. Глаза не зажмурены, губы не сжаты, брови двумя идеальными дугами виднеются из-под тёмно-каштановых волос. Он любил свои волосы не меньше, чем твои, и, наверно, долго сожалел о том, что после призыва их пришлось сбрить. Для Него это что-то вроде фетиша. Мешает лишь лёгкая небритость и едва заметный тонкий шрам на щеке. Но, если подумать, Ему даже идёт. Так хочется самому, пальцами, губами, прикоснуться к этой боевой отметине, что захватывает дух. А ещё подкашиваются колени. Он так изменился, но по-прежнему «свой». Сердце всё так же волнительно бьётся, стоит бросить на Него мимолётный взгляд, а сейчас и вовсе загнанным зверем стучит внутри. Только Он может быть причиной всех твоих душевных проблем. И вдруг, сомнение – а нужен ли ты Ему? Он ведь невероятно красивый. Великолепный, по-своему совершенный. Сильный. Добрый. Лучший. А кто ты? Так, мелкое недоразумение, ещё одна ступенька вверх. Может, Он забыл тебя и пришел для того, чтобы попросить съехать? Нет, только не это. Ты с ужасом понимаешь, что если Он выгонит тебя, то, сломив проклятую гордость, ты на коленях у Его ног будешь умолять дать тебе второй шанс, подарить хоть частичку себя, чтобы выжить, не растеряв осколки разбитой вдребезги души. Два года взяли своё, и сомнения заново пожирают сознание. Только бы. А Он лениво, расслабленно открывает неповреждённый глаз. С шальным, ставшим за это время ещё более завораживающим блеском. Шепчет: - Сашка. И в голосе столько нерастраченной нежности, что тебя пробирает. Ослабевшие ноги не держат, и с тихим вскриком ты падаешь на пол. Секунда – Он возле тебя, на коленях, крепко стискивает в объятиях. И не нужно больше слов, все и так понятно. Скучал? Да. Я ждал. Верю. Любишь? Конечно. Не могу без тебя. Знаю. Он вернулся, и теперь у вас всё просто обязано быть хорошо. Так трудно жить на расстоянии воспоминаний… Июль 2012